Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

По дороге на службу Путилин заехал в анатомический театр для получения отчета вскрытия.

– А ведь Вы, Иван Дмитрич, оказались правы, – после приветствия произнёс доктор, – если б Вы не выразили сомнения, голубчик, я просмотрел бы. На шее одна борозда, признаков борьбы и отравления нет, по всем приметам человек решил свести счеты с судьбою добровольно, ан нет, под волосами я обнаружил след. Данного господина сперва ударили длинным круглым предметом, подобием палицы или дубинки, завернутой мягкой тканью или кожей, и в бессознательном состоянии одели петельку. Гримовыми красками сей господин не пользовался. Более добавить не могу.

– Этого вполне достаточно. Теперь мне понятно, что произошло.

– Отчет, Иван Дмитрич, пока не готов, но к обеду пришлю с курьером.

– Не спешите, мне был важен результат, – Путилин пошел к выходу, – преступник хитер, у меня сейчас другие заботы, чтобы он не ускользнул от правосудия.

В кабинете Иван Дмитриевич не стал садиться, повесил шляпу и прошел к окну. День обещал быть жарким, без единого облачка. По булыжной мостовой проезжали груженые повозки, был слышен цокот подкованных лошадей. Мысли путались, не сходилось убийство со слежкой, либо Хлестаков заметил агентов и играет в рулетку с ними, либо он настолько хитер, что продумывает все наперед. Определенно он узнал от кого—то из участка о поисках его однофамильцев по определенных приметах, хотя он мог сообразить, слишком умен. Если это так, то он должен знать Сергея Ивановича. но может сталкивался с ним либо в купеческом, либо в английском клубах, а может быть и в ресторациях. Самое неприятное, что преступник известен, а взять его нет возможности, нет доказательств его вины. Его бывшие подельники не смогут опознать в лощенном господине своего главаря, слишком хорошо он может пользоваться гримом. Прямо таки артист!

– Иван Дмитрич, – заглянул Жуков, – есть новости.

– Заходи, раз голова вошла.

– Иван Дмитрич, – показал рукой на стул.

– Бить когда– нибудь тебя буду, садись.

– Евгений Федорович кланяться велел.

– Спасибо, а дело?

– Последнее письмо писал не наш покойник.

– Я так и думал, – сказал Путилин и повторил, – я так и думал, но связать наших Хлестаковых пока не могу.

– Я пораспрашивал своих агентов, – начал рассказывать Михаил, – так вот, они могли встретиться либо в купеческом клубе, либо у Александра Павловича, нашего третьего Хлестакова, у которого, к слову говоря, вчера судебный следователь с помощником прокурора провели арест играющих в рулетку. Я проверил, действительно в счетной книге встречаются их фамилии. Там они и могли познакомиться.

– Теперь понятно, – закусил губу Путилин, – добавь для слежки агентов. Я должен все знать.

– Сделаем.

Вечером Жуков докладывал: Дмитрий Львович живет по расписанию, днем к Палкину, вечером в клуб, но сегодня в руках нес портфель.

– Это интересно, завтра я хочу пообедать в ресторации Палкина и посмотреть на нашего подозреваемого.

Когда вошел в зал палкинской ресторации Хлестаков, Иван Дмитриевич сидел лицом ко входу и видел, как пришедший вальяжной поступью эдакого барина прошествовал к столу. Вышколенный официант в белоснежной рубашке склонился перед постоянным посетителем, расплываясь в приторной улыбке. Потом, словно за спиною выросли крылья, прямо таки улетел выполнять заказ.

К Путилину подскочил с полупоклоном помощник и прошептал что—то на ухо. Иван Дмитриевич отмахнулся от назойливого официанта и продолжил свою трапезу.

Через полчаса Дмитрий Львович поднялся из—за стола, держа за ручку коричневый кожаный портфель, скользнул взглядом по залу. Начальнику сыска показалось, что глаза недобро загорелись, соприкоснувшись с его взором. Хлестаков пошел по направлению к туалетной комнате. Путилин напрягся и показал глазами Жукову, смотри в оба. Подозреваемый вернулся через пять минут, но было ощущение, что портфель стал как—то легче.

Остаток дня прошел по заведенному Дмитрием Львовичем распорядку: послеобеденный отдых, переодевание и в клуб.

Иван же Дмитриевич посмотрел – куда смотрели окна из туалетной комнаты, куда вели коридоры и какие из дверей выходили на задний двор.

Следующим днем, когда господин Хлестаков зашел в парадные двери, Иван Дмитриевич приехал на Невский и занял пост у выхода, ведущего во внутренний двор. Много времени не прошло, когда из дверей вышел старый человек в поношенном пиджаке с нечесаной бородой и в картузе. Путилин дал указание его задержать.

– Ась, – причмокивая губами, приложил ладонь к уху задержанный.

– Приветствую Вас, Дмитрий Львович, – с улыбкой произнёс начальник сыскной полиции.

– Ась, – повторил старичок, – не слышу, мил– человек, глуховат я.

– Может быть не надо притворства, – спокойно продолжил Иван Дмитриевич, – я знаю, лицедействовать Вы умеете не хуже иного артиста. Приоделись Вы хорошо, но туфельки в портфель не вошли. Слишком они выделяются из Вашего гардероба, могли бы и грязью их покрыть.

– Надо бы вчера скрыться, – процедил Хлестаков, срывая бороду, – да что говорить. Скупой платит дважды.

– На Офицерскую.

– Давно хотел с Вами познакомиться, – произнёс Путилин, сидя за своим столом.

– Я перед Вами, могли бы в клубе встретиться, хотя, – серые глаза буравили начальника сыска, – Вы же не поклонник азартных игр, как Ваш покорный слуга, – приложил руку к сердцу и наклонил голову.

– Да верно, – кивнул в ответ Путилин, как и то, что я ловлю таких, как Вы.

– Не надо оскорблений, Иван Дмитриевич, – улыбка не сходила с губ Хлестакова, – Вами не доказано, что я – преступник.

– Ваше переодевание?

– Запрещен законом розыгрыш приятелей? – ответил вопросом на вопрос.

– Немалая сумма с собою?

– Запрещено? Могу сказать для игры, – помахал рукою в воздухе, – грешен, люблю, видите ли, в картишки поиграть.

– Вы знакомы с Сергеем Ивановичем?

– Я много знал людей с таким именем. Кто конкретно: Кочетов, поручик, Иванов, присяжный поверенный…

– Нет, меня интересует Ваш тезка Хлестаков.

– Ах этот, – пожал плечами, – встречались несколько раз, по—моему, в купеческом клубе да на Михайловской.

– У Александра Палыча?

– У него родимого.

– Приятный человек Сергей Иваныч, да в армии приключилась с ним нехорошая история, в связи с чем вынужден был выйти в отставку в чине, если не ошибаюсь, поручика. Он интересовал меня мало, только из—за фамилии. Оказалось, что мы не родственники.

– Вы у него бывали дома?

– Один– два раза, простой визит вежливости.

– А он у Вас?

– Бывал, но у нас не было ни общих знакомых, ни совместных интересов, кроме игры, в которой каждый за себя.

– Понятно.

– У Вас еще есть вопросы? Я, видите ли, спешу, дела.

– Вы собираетесь в ближайшие дни покидать столицу?

– Нет, в мои планы это не входило.

– Тогда Вы свободны.

– Спасибо, я могу получить свои вещи.

На душе было мерзко, чувствовалось неприятное опустошение, словно внезапно покинули силы. Хлестаков прав. Против него абсолютно ничего, кроме косвенного, что мог знать обворованных, что завитушки букв могут напоминать его почерк. Дома он не хранит драгоценностей, только наличные безымянные деньги, грима и иных театральных принадлежностей уже нет. Можно, может быть, найти кусок веревки, от которой отрезана часть, но предусмотрительность данного человека вызывает уважение. Туфли – это крайность, а не небрежность и его переодевание – явная попытка уехать из столицы, хотя бы на время, а это в свою очередь значит, что чувствует он в чем—то слабину, есть тонкое место. Но где? Надо время, а его к сожалению не хватает, но и оно может сыграть на руку. Наш драгоценный знает, что против него у сыска ничего нет, здесь может произойти самоуспокоение, и тогда неизбежны ошибки, а я, как завзятая борзая, только этого и жду.

В середине дня Иван Дмитриевич приказал подать пролетку.

– Надо навестить нашу безутешную вдову, – ответил на немой вопрос Жукова.

Альбина в черном накинутом на плечи платке выглядела не загнанной, как в прошлый раз, а посвежевшей, словно смерть мужа пошла ей на пользу.

– День добрый! – поздоровался Путилин и вошел в прихожую.

– Проходите, – с улыбкой произнёсла вдова.

В гостиной Иван Дмитриевич посмотрел по сторонам, словно прикидывая, куда положить шляпу, но так и остался держать ее в руках.

– Я вот по какому вопросу, – начал он, – не все мне в прошлый раз рассказала.

– Все, – искренне удивилась Альбина, – что Иван меня в могилу хотел с ребенком свести, это я сейчас поняла, а больше и добавить нечего.

– Хорошо. Когда Сорокин изменился?